— Сейчас ты поднимешься в спальню, переоденешься, спустишься на кухню, и мы все спокойно поужинаем, — командует Платон.

Вера все еще пытается выбраться, а он не отпускает. Гладит ладонью грудь, обводит пальцами сосок, дразнит.

— Убери от меня свои гребаные руки! — цедит девчонка.

— Не елозь, Вера! — выдыхает сквозь зубы Платон, потому что от каждого движения девчонки на нем становится только хуже. Или лучше.

Мужская рука смещается от девичьих плеч вниз, к упругим ягодицам. Платон давит ладонью на влажные трусики, разводит пальцы, почти закрывая аппетитную попу.

Вера замирает. Пахомов видит в ее глазах растерянность и неверие. Тук, будто девчонка только сейчас осознает, насколько Пахомов возбужден.

— Я ненавижу тебя! Я хочу домой, хочу уехать, — на выдохе шепчет Вера.

Однако Пахомов подмечает, что он уже не так сильно держит ее, скорее гладит. Одной рукой соблазнительную грудь, второй — аппетитную попу.

Платон подтягивает девчонку выше, заставляя легко скользнуть по нему. Член от этого упирается малышке в живот.

—Ты же хочешь совсем не этого, девочка, — бормочет он, а ее дыхание опаляет его рот. Платон тянется, касается девичьего рта своим. Легко облизывает нижнюю губу. Раздвигает языком приоткрытые губки.

Поцелуй выходит коротким, кусающим. Вера вздрагивает, когда Платон немного сдвигает, поворачивается и настойчиво просовывает колено меж стройных бедер.

Теперь Вера зажата между спинкой дивана и самим Платоном. Его колено не позволяет сомкнутся коленкам Веры. Наоборот, раскрывает так, что Пахомов беспрепятственно может накрыть промежность ладонью. Что он и делает.

Вера шипит прямо ему в рот. Дергается, словно от удара током. Платон поддевает ткань и ныряет пальцами к гладкому лобку.

— Платон! — судорожно выдыхает девчонка, а он углубляет поцелуй.

Все, детские игры закончились. Теперь время играть по-взрослому.

Языком он жадно гладит сладкий ротик, ровные зубки, сплетается в диком танце с юрким язычком.

А пальцами … глубже. И сразу растягивает тесные стеночки.

Твою ж ма-а-ать! Как классно-то! Как кайфово!

Пахомов двигает большим пальцем, ласкает мокрый бугорок. Вера дрожит, обхватывает его собой тесно-тесно.

Платон чувствует, как девичья ладонь скользит по его волосам, сжимается, тянет.

Его уносит, когда понимает, что девчонка начинает ерзать, словно насаживается на его пальцы еще глубже и сильнее.

Ну уж нет! Не так быстро!

Пахомов дразнит девочку, растягивает, замедляет темп.

— Все еще хочешь сбежать? — рвано шепчет ей в сладкие припухшие от его натиска губы.

— Иди на хрен! — бормочет Вера на выдохе.

— И не забудь вернуть свои шмотки в мою спальню, — инструктирует Пахомов.

— Еще чего! — прищуривается Вера.

Платон возвращает пальцы в тесный плен, оглаживает, давит, безошибочно отыскав чувствительную точку.

Вера сильнее сжимает ладонь, утонувшую в его волосах. А второй рукой наматывает ткань рубашки, цепляясь за нее.

— Я ничего этого не хочу, — стонет Вера и прогибается, когда Платон ускоряет темп.

Девочка начинает вздрагивать, а Пахомов вновь убирает пальцы. На них ее влага. В комнате витает ее запах, который сводит Платона с ума. И все, чего ему хочется — развернуть девчонку и вдолбиться в нее своим каменным стояком.

— Не ври мне, Вера, — шепчет он ей в висок. — Никогда мне не ври.

Он разжимает руки, показывая, что больше не держит. Она свободна.

Но девчонка не сразу это понимает. Секунду, две, смотрит в его глаза. Он читает в ее взгляде неудовлетворенность и обиду. Хреново, когда случается облом перед финишом, малышка?

Он ухмыляется, понимая ее состояние. И сам в таком же находится. Член взрывается от желания, граничащего с болью.

Вера подскакивает на ноги.

Платон садится на диване. Тянется рукой к спине, в которую, кажется, намертво до самого позвоночника, врезаются острые шипы.

— Млять, — цедит Пахомов и отбрасывает переломанные стебли на пол.

— Ты самый настоящий монстр, — качает головой Вера, кутается в полотенце. Платон видит, как подрагивает нижняя губа. — Я всем расскажу, что ты вытворял здесь! Со мной!

— Давай. Заодно расскажи, что и сама была не против, — усмехается Платон.

От звонкого удара по щеке ладонью у Платона на миг звенит в ушах. Рефлекторно он перехватывает девичью кисть, дергает на себя.

Вера, вскрикнув, ударяется о него. Рывком Платон дергает малышку вниз. Теперь она сидит верхом на его коленях. И между ним и Верой вновь чертово полотенце, которое сбивается к девичьему животу.

— Злишься? — ухмыляется Пахомов. — Не волнуйся, малышка. Когда в следующий раз я окажусь в тебе, то пойду до конца.

— А не сходить ли тебе в задницу с твоими угрозами! — шипит Вера.

Платон, хищно улыбнувшись, коротко целует девчонку. Та в ответ, приоткрыв ротик, кусает его в нижнюю губу. До крови.

— Ш-ш-ш! — шипит Платон и резко дергает Веру на себя, заставляя ощутить налитый желанием член. — Не забудь переодеться во что-то приличное, Вера. Я не желаю, чтобы моя женщина светила своими прелестями перед моим братом!

— Задолбал! — рявкает Вера. — Не буду я с тобой спать!

— Ты доиграешься, я же не железный, — прищуривается Платон, а когда Вера пытается встать, тянет ее обратно. — Знаешь, я передумал.

Платон понимает, что не стоит. Он и без того балансирует на грани. Вот только отпустить девчонку сейчас не может.

Вера сидит на нем. Ее грудь отчетливо просматривается через ткань купальника. Платон дергает за широкие ленты, фиксирующие лиф на шее. Ткань соскальзывает к плоскому животику, обнажает острые горошины сосков.

Вера толкает Платона в плечи, требует, чтобы отпустил.

Пахомов, рыкнув, жадно приникает к вершинке, облизывает, посасывает, скользит к другой.

Победоносно улыбается, когда Вера непроизвольно прогибается. Подставляет себя под его ласки.

Потеряв всяческое терпение и связь с реальностью, Платон накрывает ладонью трусики. Сдергивает их. И сразу же, без подготовки, вводит два пальца.

Вера цепляется ладонями за его затылок и плечи. Платон придерживает девчонку. Ласкает быстрее. До тех пор, пока не чувствует, как тесные стеночки плотно обхватывают его пальцы.

Мля-я-ять! Он и сам сейчас кончит!

Девочка дрожит на нем, стонет, сжимает собой, царапает его коготками.

Платон, удерживая Веру рукой за затылок, подталкивает к себе. Жадно слизывает стоны. Протяжные и хриплые.

Черт, она даже кончает улетно!

Платон откидывается на спинку дивана. Тянет Веру на себя. Жадно целует, пока девочка пытается отдышаться.

— Это только начало, Вера, — обещает он сипло, легко давит на поясницу, дает ощутить его собственное желание. — Ты моя. Я буду заниматься с тобой любовью, пока ты не замолишь о пощаде. А после возьму тебя, сладкую и горячую.

— Замолчи, — уже просит Вера.

— Ты моя! — подводит черту Платон.

***

Вера все еще не может отдышаться. Взлетает вверх по лестнице и закрывается на ключ в гостевой спальне.

В ушах истошно колотится пульс, а еще слышатся слова Платона.

Он требует от нее слишком много. Непозволительно много. Это все… Неправильно!

Одно дело, когда Вера из вредности изводит его. И совсем другое, когда ситуация принимает вот такой оборот.

Вера дрожащими руками стягивает все еще мокрый купальник.

Немыслимо! Непостижимо! Как у Пахомова вообще хватило на это все совести?!

Вера запирается еще и в ванной. На ключ. На случай, если Пахомов вломится и сюда.

И торопливо встает под душ.

Хочется плакать. Нет, этого Вере совсем не хочется. Ей хочется отмотать время назад. До того момента, как она оказалась в кабинете Платона.

Чтобы … что?

Вера крепко зажмуривается и запрокидывает голову. Чувствует, как вода бьет в лицо. Смывает всю грязь и переживания.

Хотя, ничего ведь грязного не произошло с Верой. Она просто испытала свой первый в жизни оргазм. Сам факт, если разобраться, неплохой. Даже, хороший. Если учесть, что Вере понравилось. То все, можно сказать, в пределах нормы.