А еще девушка понимает, что здесь гораздо глубже, чем кажется. Вода, не самая чистая и прозрачная, закрывает лицо.

Вера пытается оттолкнуться и вынырнуть. И ничего не выходит.

Еще и воздух не успевает набрать в легкие, потому кажется, что она вот-вот задохнется.

Или это просто паника…

— Блядь, Вера! — слышится издалека, а в следующий миг Веру дергают за одежду.

Будто марионетку, вынимают из воды.

Вера кашляет, пытается выплюнуть ту слизкую жижу, что набирается в рот, в нос. Руками она цепляет за немного скользкие плечи Платона.

Открывает глаза. Сталкивается с яростным и злющим взглядом.

— Никогда так не делай, ясно! — рычит мужчина ей в лицо., встряхивает ее так, что зубы клацают. И рывком вжимает ее голову в свою грудь.

Вера даже пискнуть не может. Но дышит, кажется.

— Дура! Какая же ты дура! Здесь же утонуть — как раз плюнуть! — слышит Вера уже чуть более тихий, но все такой же злой голос Пахомова.

Вера даже не хочет думать, как именно они сейчас выглядят. Она — только что из душа, но уже вся в грязи. И Платон — в одних плавательных трусах. И тоже весь чумазый.

— Платон Георгиевич, все в порядке?

— А что, так сразу не понятно?! — срывает злость Пахомов на своей охране. — Свяжись с бригадой. Пусть, к херам, засыпают это чертово болото!

— Так точно, Платон Георгиевич! — слышится ответ.

— Живо в дом, Вера, — командует Платон, куда ей в макушку, но руки не торопится разжать, потому и Вера никуда не двигается. А ноги уже по колено в глине.

Возвращаться в дом неудобно, дискомфортно и не быстро. Вера идет, шлепая босыми ногами по белоснежной плитке террасы. Обувь безвозвратно утрачена. Скользка почва отвоевала ее у Веры.

— Стой здесь, — бормочет Платон и идет к шлангу с водой, которым пользуется садовник.

Вера начинает истошно вопить, когда Платон, не особо церемонясь, направляет струю воды в нее. Комья грязи летят в стороны. Вода льется ледяная.

— Я тебя грохну! — стучит зубами Шустер.

— В следующий раз дважды подумаешь, Вера, прежде, чем творить всякую дичь! — усмехается Платон и выключает воду.

Вдвоем они уже относительно чистые, но с одежды и с волос все равно льется жуткого цвета вода.

— Надеюсь, ты помнишь, куда идти? — прищуривается Платон.

Вера собирается возразить. Он ей не указ! Она свободная девушка! И своей жизнью будет распоряжаться сама.

Однако взгляд у Пахомова — предостерегающий и все еще злой. Потому Вера решает не сопротивляться. К тому же, кажется, ей нужна будет помощь, чтобы промыть волосы от все этой грязи.

В ванную они входят вместе. Платон тут же снимает с себя трусы и швыряет их в урну.

Вера с сожалением смотрит на свой испорченный наряд. Скорее всего, белоснежная футболка безвозвратно утратила свой цвет. Да и бежевые шорты превратились в тряпку.

Вздохнув, Вера проделывает тот же трюк, что и Платон. А после встает под тропический душ.

В полном молчании они с Платоном моются. Вера старается не открывать глаз. Но приходится.

Платон стоит вплотную к ней и без каких-либо просьб намыливает ее длинные волосы шампунем.

И все, наверное, прекрасно. Если не брать во внимание тот факт, что в живот девушке упирается возбужденный член.

— Очень хочу тебя отшлепать и оттрахать, — слышит она тихий голос Пахомова, — пока не решил, чего хочу больше.

— Я не позволю меня бить! — фырчит Вера.

— Значит, трахать можно?! — усмехается Платон.

— Иди ты в ж…, — шипит Шустер, но не успевает заверить фразу.

Платон рывком подтягивает ее намыленное тело, подхватив под бедра.

Чтобы удержаться и не упасть, Вера цепляется за широкие плечи, а ногами обхватывает талию Платона.

— Завязывай выражаться, Вера, — роняет Платон.

Положение у нее совершенно невыгодное. В раскрытую промежность упирается эрегированный член. Более того, Вера чувствует сладкое возбуждение от этого давления.

— А ты прекращай мной командовать, — цедит Вера в ответ.

Их лица на одном уровне. Жалкие пара сантиметров разделяют их губы. А давление усиливается.

Вера ждет боли. Потому что после минувшей ночи внутри дискомфорт.

Но боли нет. То ли из-за того, что у Веры прекрасная регенерация, то ли из-за того, что они в воде, мокрые и скользкие.

Вера смущается своим пошлым мыслям. А Платон толкается глубже, заставляя ее протяжно вскрикнуть.

— Твою ж мать…, — шепчет он на выдохе, — видит бог, я не собирался, Вер.

Вера разводит бедра шире, а щиколотки, наоборот, перекрещивает на мужской пояснице. И упивается мимолетной властью над Платоном, потому что понимает, что держит его крепко-крепко.

— Вера-а-а! — шипит Пахомов, толкается внутрь, отстраняется, и вновь насаживает Веру на себя.

Девушка чувствует, что страсть захлестывает ее. Вере совсем не хочется останавливаться. Должно быть, Пахомов что-то сделал с ее телом ночью, или подсыпал какой-то наркотик, подсадил на секс и на свое тело. Потому что Веру все это очень сильно возбуждает. И грудь изнывает от желания, чтобы и ее потрогали.

Вера неосознанно трется о мокрый торс Платона. Двигается, вверх-вниз.

— Млять, девочка, — стонет Платон ей в шею.

Вера прижимается всем телом, ерзает, давит пятками, царапает спину ногтями — словом, абсолютно теряет контроль над собой.

Слышит только, как Платон выключает воду. Они оказываются в спальне. Платон укладывает Веру на постель.

— Нет! — трясет головой Шустер.

— Вера, у меня член уже в тебе! Какое, нахуй, нет?! — сбивчиво рычит Пахомов.

Вера, изловчившись, перекатывается так, что теперь Платон лежит на спине. И, крепко зажмурившись, вновь ерзает на бедрах.

— Так хочешь? — шепчет Пахомов.

Вера благодарна мужчине за то, что он не упрекает ее сейчас. Наоборот, давит ладонями на плечи, заставляет выпрямиться, прогнуться в спине.

От этого соитие получается еще более плотным. Вера уже громче стонет.

Удовольствие, раскаленное и горячее, пронизывает ее. Вера упирается ладошками в каменный пресс, ведет пальцами выше, к острым соскам.

Платон вонзается в нее, вскидывая бедра. Держит за ягодицы горячими ладонями.

Вере кажется, что его пальцы везде: на ее бедрах, животе, груди и даже там, где очень мокро и горячо.

Темп то и дело сбивается. Вера двигается так, как хочет. То быстро, вбирая мужскую плоть до острой боли, то поверхностно, чуть раскачиваясь, упираясь коленями в матрас.

— Твою мать, малышка! Я такими темпами сдохну!

— Так и знала, что возраст даст знать, — шепчет Вера с улыбкой.

— Вредина, — бормочет Платон и вскидывает бедра, перехватив инициативу.

Вера хнычет. Ей хочется продлить горячее, тягучее удовольствие. Нравятся неспешные движения их тел, и то, что в любой момент она может это изменить. Может позволить Платону толкнуться в нее глубже.

— Ну, все, Верочка, хватит, — шепчет Платон.

Вера оказывается на спине. Ее ноги на мужских плечах. А твердая плоть — настолько глубоко в ней, что хочется плакать. Но не от боли, совсем нет.

Платон толкается в нее, будто теперь он дразнит ее. Подводит к черте, и притормаживает.

И вновь меняет положение, когда Вере кажется, что пик удовольствия уже вот-вот накроет ее с головой.

Вера пытается возмутиться, когда Платон переворачивает ее на живот.

Не успевает. Острое удовольствие пронзает ее тело, заставляет кричать.

— Пылкая моя девочка, — слышит она одобрительное урчание.

Чувствует, как член скользит меж ее ягодиц, чуть глубже толкается в мокрый вход.

А рукой Платон подбирается к животу, давит на складочки, заставляя открыться ему.

Вера вновь кричит, стонет, прогибается навстречу ловким пальцам и желанному давлению.

Платон держит ее, не позволяя упасть на матрас. Подстраивает под себя. Вере кажется, что они идеально совпадают телами. А еще, будто Пахомов читает каждую ее мысль еще до того, как Вера о ней подумает.

Ловкие ласковые пальцы сжимают твердый сосок, а жадные губы скользят по ее плечу, затылку, шее.